всякимразнымрыжимага...На улице дождь. В салоне троллейбуса пахнет мокрой псиной. Определенно, именно так. Мокрой псиной.
- Песа…
Тихо, на грани слышимости. Он всегда зовет его так. Разумеется, сейчас только в его голове. Сейчас это только воспоминание. Рыжего рядом нет и быть не может. Он на работе, он в закоулках-переулках-улочках-площадях, на выщербленном тротуаре или неровном асфальте, под серым небом или неизвестно какого цвета потолком неизвестно какой квартиры, мокнет на улице или стряхивает капли с волос где-нибудь в тепле. Он весь в делах, а может просто расслабленно пускает дымные колечки, беззаботно прикрыв глаз. В любом случае, его нет ни дома, ни тем более в троллейбусе рядом с альбиносом, и тот трясет головой, отгоняя мысли подальше.
На улице дождь. Накрапывает, стучит в окно троллейбуса, в крышу, влетает каплями в открывающиеся время от времени двери вместе с прохладным воздухом и сыростью. Люди входят и выходят. И все тот же запах. Мокрой псины.
На свободные кресла через проход уселись две женщины с огромными сумками. Но Хайне сидит у окна, Хайне от них достаточно далеко, поэтому лишь передергивается незаметно. Зато по всему салону тонкий пищащий кошачий мяв. Огромная сумка дергается, котята пытаются выползти на свободу и истошно кричат. Тут же беспокойно возится кто-то во второй сумке. Одна женщина, расстегнув молнию, успокаивающе гладит ползающих друг по другу кошенков, вторая, лишь слегка приоткрыв, выпустила наружу любопытный мокрый нос щенка. Овчарка, кажется. Тихо принюхивается и водит головой из стороны в сторону. Потом высунулся по пояс, свесив вниз передние лапы, и звонко тявкнул. От веселой компании потихоньку закладывает уши.
Хайне смотрит на них, непривычно громких и домашних в безразличном городе, и отчаянно надеется, почему-то, что на вокзал их везут только затем, чтобы доставить домой. Не бросить ненужных, а привезти в тепло и уют. Ну вот надеется и все. А, вот же и вокзал…
На улице идет дождь. Мелко моросит нечто холодное, заползающее за шиворот между кожей тела и кожей куртки, вдыхающееся с выхлопами машин и дымом от сигарет суетящихся прохожих. И почему везде работают женщины?.. Водитель тролля, в железнодорожной кассе, контролер в электричке… Бабский род везде. Но рядом с ними лишь мгновения, можно и потерпеть.
За окном мелькает унылый пейзаж. Серый асфальт остановок, серое небо, полное дождя, серые недовесенние деревца и обманчиво-яркие противно-грязно-желтыерозовыезеленыеголубые стены вокзалов. И окурки, мусор, исписанные матами лавочки и заплеванный пол. Все вокзалы такие… Скоро он доедет и будет дома. В пустой своей квартире. Там уж точно рыжего не будет… И почему опять должен быть рыжий? В конце концов сколько народу в городе, почему это одноглазое ходячее невезение? Высокий и нескладный, пропахший сигаретами, не слишком-то и красивый, долбоеб, чего уж там скрывать… И тарахтит, ни на минуту не заткнется. Или наоборот, обидится на что и молчит часами, надувшись и отвернувшись в угол, в спинку дивана, в окно, к стенке, к шкафу, да куда угодно, лишь бы отвернуться и показать, что недоволен. Вредный, глупый, укуренный бездельник… Зловредное существо, гоняющее за сигаретами в любую погоду и в любое время суток, потому что самому неохота. Пропадающий неизвестно где, чтоб его… Без которого так тоскливо и неуютно, что мотаешься то к нему, то к себе домой, только чтоб занять время, пока не появится работы или он. И почему-то предпочтительней, чтобы все-таки он. Чтобы сел рядом, улыбаясь во все 32, или сколько их там у него, пуская в лицо противно-вонючий дым, который теперь пахнет для альбиноса как он и никак иначе, неся полнейшую чепуху, но зато рядом, что коснуться можно при желании, и волосы на палец намотать, и на себя потянуть, поймать удивленный взгляд, который после сменится насмешливым, и все равно обнять гада рыжего, как в подтверждение, что он больше не пропадет.
Ну нет уж. Никого обнимать он не собирается. Нахрен не сдался, пусть и дальше пропадает, раз ему так надо. Дверь квартиры хлопает, чтобы альбинос остался один, отгороженный от города и суеты, и завалился спать, а там… Неважно, что рыжий и там, во сне… Ему ведь все равно никто об этом не скажет.