морераз. всеневинно. простосказкананочьСветла ночь полнолуния, тих теплый летний ветерок, путающийся в шумящей листве и треплющий челку белобрысого лейтенанта. Сам лейтенант сидит на крыльце отряда и тихо вздыхает, прикрыв глаза и отхлебывая ароматный горячий чай. Спит весь отряд, написаны все отчеты, даже тайчо, кажется, улегся спать, а если и нет, так рядом-то его нет, а значит можно, наконец, расслабиться после очередного безумного дня.
- Благодать… - раздалось тихо прямо над ухом. Шинигами не уронил чашку, не вскрикнул от испуга, не вздрогнул и даже глазом не дернул нервно, как часто случалось в первую неделю после его повышения до лейтенанта третьего. Теперь он привык к неожиданным появлениям капитана, а потому просто улыбнулся вежливо и отставил чай в сторону, только подумав, что благодать-то как раз и закончилась. Вот только что.
- Вы все еще не спите, Ичимару-тайчо? Мне казалось, уже поздно, - произнес он негромко.
- Как видишь, Изу-уру. Да ты и сам, смотрю, спать не торопишься. Как же так, что если мой лейтенант будет завтра сонным? Кто будет заваривать мне вкусный чай и бегать за хурмой? – Гин устроился рядом на крыльце, свесив ноги вниз и скользнув по лейтенанту взглядом прищуренных глаз.
Изуру икнул. Незаметно.
- Все в порядке, Ичимару-тайчо. Я не хочу спать.
- Тогдааа… - на миг хитро склонив голову набок, Гин вдруг наклонился и улегся на колени своему лейтенанту. Тот промолчал. Потому что набрать воздуха в легкие для хоть одного единственного слова ему не удалось, а глупо разевать рот, как вытащенная из воды рыба, не давала гордость аристократа. Все же капитан не упустил бы возможность поиздеваться над ним. Они оба прекрасно это знали. Поэтому Гин только хмыкнул тихо, не узрев никакой реакции, поворочался, устраиваясь поудобней, и затих, широко улыбаясь, как всегда. На несколько секунд воцарилась тишина.
- Изу-уру, а расскажи мне сказку.
Сглотнув, Изуру поинтересовался чуть сиплым, но спокойным голосом.
- Какую сказку вы хотите, тайчо?
- Ну ты же мой лейтенант, вот ты и думай, какая сказка мне понравится. Что я тебе все говорить должен, - он довольно фыркнул и перевернулся так, чтобы видеть лицо Киры. Тот вздохнул, помолчал немного, прикрыв глаза и раздумывая, а потом чуть улыбнулся и начал.
- В одной далекой-предалекой жаркой стране в незапамятные времена жил причудливый народ. Начинал он жить лишь после смерти, а заканчивал жизнь новым рождением. И издавна правил тем народом всемогущий султан Сид. И защищал он народ от нападений чудовищ страшных, монстров проклятых-треклятых, что пожирали время от времени неосторожных жителей. И для того было у султана 130 тысяч воинов храбрых. А чтобы сподручней было в бой водить войско, разделил его султан на 13 отрядов по десять тысяч воинов в каждом и поставил во главе каждого по эмиру. Самые сильные и смелые, самые верные стали эмирами, а было их всего 12, а тринадцатым был сам султан. И еще тринадцать сильных выбрал Сид, и стали они мирзами, что значит сыновьями эмиров, но мы-то знаем, что никакими сыновьями они не были… - Изуру умолк на несколько секунд перевести дыхание и продолжил. – У пятого эмира, нечестного Корбо Брэна мирзой был Ренар Даржан, хитрый и изворотливый человек. Но так уж вышло, во всем подчинялся он своему злому эмиру, во всех его начинаниях недобрых был ему надежной опорой…
- Изу-уру, нехорошо так про Айзена-тайчо говорить.
- А кто про него говорит? Я вам сказку рассказываю, так что слушайте и не перебивайте, - неслышно фыркнув, Изуру снова заговорил. – Не знаю уж, по каким таким делам секретным, а оказались однажды эмир с мирзой в самом центре схватки неравной, в сердце битвы опасной. Дрались там с чудовищем мерзопакостным три отрока, три ученика неразумных, на которых монстр этот подло напал. И пожалел учеников мирза, и даже честолюбивый эмир пожалел их немного, и спасли они несчастных от смерти неизбежной и мучительной. Кивнул эмир повелительно, и мирза взмахнул мечом и надвое разрубил монстра.
Когда с монстром было покончено, ученики с восторгом подбежали к спасителям своим, и не было предела их благодарности. Учениками теми были Кок Руж, Сури Пеш и Муано Солер, - увлекшись и сам того не заметив, Изуру стал мягко поглаживать Гина по голове, чуть перебирая мягкие волосы. Тот удивился, но промолчал, а то знааает он лейтенанта, тот сразу перестал бы. – И благодарили первые двое эмира, что не бросил их на произвол судьбы, а последний ясно видел, кому на самом деле обязан своим спасением, а потому воспылал к мирзе уважением безмерным. И после этого случая каждый раз, как мирзу видел, склонялся почтительно, не смея на него взглянуть.
Прошло время, стали отроки взрослыми, окончили учебу свою и тоже в войско попали. И была ли на то воля судьбы или прихоть эмира Корбо, а попал Муано Солер в подчинение к мирзе Ренару и верно служил ему и султану. И было все хорошо, но вскоре погиб эмир другого отряда, славный человек, и назначил султан Сид Ренара новым эмиром и в другой отряд его отправил. В печали проводил Муано дни свои, по спасителю своему тоскуя, но об обязанностях не забывая. На счастье его не забыл эмир Ренар верного воина, забрал его к себе и своим мирзой сделал. И стал Муано еще больше уважать Ренара, еще больше почитал его, а уж вернее, чем был он, и быть невозможно. Но нечестный эмир Корбо не распускал сети, которой Ренара опутал, заставил он его предать султана и уйти в землю монстров, чтобы там себе войско искать да против султана и доброго народа войной пойти.
До последнего мирза Муано верен был и помог эмиру невредимым сбежать, а после ждал его и беспокоился о нем. И до сих пор ждет мирза возвращения эмира и молится о его благополучии… - вздохнув тихонько, Изуру посмотрел на капитана и испуганно отдернул руку. – Простите, тайчо, не представляю, что на меня нашло..
- Ничего, Изу-уру, я не против, - улыбка растянулась шире, разделив лицо напополам. – Мне даже понравилось. А чем закончится сказка, хммм?
- Не знаю, тайчо, - лейтенант задумался. – а вы как думаете?
- Конечно же эмир вернется в мирзе, и будут они жить долго и счастливо и умрут в один день, - со смешком сказал Гин. Изуру покраснел. Тайчо тем временем поднялся с его колен и сел ровно, хитро поглядывая на лейтенанта. – Ну и фантазия, Изу-уру. Злой Айзен-тайчо утаскивает меня к меносам, чтобы пойти против Сейретея… Это придумать же такое надо.
- Это же сказка, тайчо! – возмущенно возразил Изуру. – при чем тут Айзен-тайчо, и вы, и меносы…
- Ничего, Изу-уру, не переживай. Я тебя не брошу. Если уж так получится, то с собой заберу, будешь тоже меносов в бой водить. Ты способный у нас, справишься…
- Ну что вот вы говорите, тайчо? Пойдемте лучше, спать пора давно…
***
Через полчаса в комнате Айзена-тайчо.
- Кошмар, тревога, ужас, шухер! Айзен-сан, нас раскусили. Нужно срочно придумать новый план по предательству Сейретея…
моредва. невсеиненевинно. доуходаРангику снова разошлась. С таким размахом подходить к попойкам может только лейтенант десятого. Теперь шумная толпа ооочень тихо пыталась разойтись по домам. Кто кого нес, так и не поняли, даже опоздавший из-за миссии Кира прямо идти не мог, а потому в отряд ввалился, чуть не пропахав пол носом. Не пропахал. Даже вполне приемлемо прошелся до своей комнаты, где собирался, вроде как, сразу рухнуть спать, но, приученный к чистоте и порядку, даже пьяный без душа улечься не смог, а потому еще один путь, полный мучений, и вот еле теплые струи воды нежно целуют разгоряченное алкоголем лицо, стекая по хрупким на вид плечам и обволакивая приятной прохладой, тихим журчанием проникают в уши и расслабляюще шепчут, касаясь пола. И ничто вокруг не имеет больше значения, опьяневший лейтенант ничего не замечает вокруг. Зря, пожалуй. Потому что…
- А я-то думал, кто же у нас полуночником заделался… - голос журчит как вода и так же окутывает с ног до головы. – Мне казалось, моему лейтенанту сейчас самое время смотреть сны о том, как он будет искать меня по отряду с утра пораньше, - Изуру вздрагивает от неожиданности, и тут же прохладные ладони ложатся на его глаза, потом тихий смешок, и ускользает вытесненное им сознание, услужливо уступая место желанному забытью.
Кира медленно приподнял веки, тут же встречаясь взглядом с насмешливым прищуром, и немного нервно приветливо улыбнулся. Сохранять невозмутимость и холодность. Всегда. Даже сейчас, когда… Просто даже сейчас.
- Вы перенесли меня, тайчо? Куда? – хорошо, что у шинигами опьянение быстро проходит. Алкоголь уже выветрился, и можно спокойно сесть, а после и уйти. Можно?.. – тайчо, почему я связан? И в глазах плывет…
- Яре-яре. Ну как же так, Изу-уру, ты уже забыл? Ты помогаешь мне опробовать одно милое генсейское развлечение, - шепот, словно гипнотизируя, в мозг, в кровь наркотиком, в бешено (с чего бы?..) бьющееся сердце. Изуру вжимается в кровать, не меняя выражения лица, не теряя внешнего спокойствия. Даже глядя на то, как, несмотря на его усилия, медленно приближается лицо тайчо, уже практически можно коснуться этого вечно-нарождающегося месяца, захватившего его губы, хотя нельзя ведь, нельзя. - Ты же сам согласился.
- Разве, тайчо? – неуютно от этой недоблизости, нужно дальше, намного дальше, но некуда уже отодвигаться, нужно ближе, катастрофически нужно еще ближе, совсем вплотную, и Изуру знает, что еще нужно, но не признается ни себе, ни кому бы то ни было еще. – насколько я помню, я был без сознания вплоть до этого момента, - предательская дрожь не сможет пробиться в голос. Ее не заметят, и все будет хорошо. Останется как должно, вернется к тому, что прежде. – развяжите меня, тайчо?
- Так ты хочешь сказать, что я лгу, Изу-уру? – куда же еще ближе? Он же сейчас совсем коснется, и что тогда?.. – я лгу, да?
- Нет, что вы, Ичимару-тайчо… - проскользнуло, дрогнул голос, но все можно списать на… - вы просто ошиблись. Отпустите меня? – осторожно повести привязанными руками, а он только щурится пристальнее, и улыбка, неизменная, то ли издевательская, то ли какая-то нежно-торжествующая. И почти жалобно уже – развяжите, тайчо.
- Я не лгу, Изу-уру. – проникновенно и почти в самые губы, так что сглотнуть и с еще большим усердием вжаться в простыни. - А раз так, ты обещал. Ты ведь не хочешь обвинить меня во лжи? И нарушить слово ты тоже не хочешь, верно? – подождав секунду, но так и не получив ответа, он отпрянул и продолжил как ни в чем ни бывало. – в любом случае ты уже съел эту таблеточку, так что же теперь спорить? Просто посмотрим.
И снова нервно сглотнуть.
- Что я съел, тайчо?
Наклонилась набок голова, и прищур глаз выпустил пристальный взгляд, с интересом скользнувший по телу, альбинос задумчиво рассматривал лейтенанта, кажется, размышляя, отвечать или нет.
- Я забыл название, Изу-уру. Что-то связанное с музыкальным инструментом. Арфо… Арфо…
- Афродизиак? – сиплым и не своим каким-то голосом выдавил из себя Кира.
- Так ты запомнил? – обрадовано воскликнул капитан и подошел к подчиненному. – тебе ведь тоже интересно, не так ли? Посмотрим, Изу-уру…
Словно нарочно, нет, именно нарочно, бледная рука с длинными тонкими пальцами потянула покрывало с вздрогнувшего лейтенанта, оставляя его совершенно обнаженным и беззащитным под пытливым взглядом прищуренных глаз. И непонятно было, куда именно смотрит тайчо в данный момент, и не угадать даже, и это вызывало смесь страха и любопытства, и это разжигало что-то, внутри, глубоко, что рвалось наружу и не могло найти выхода уже столько времени.
- Ну нааадо же, действует, Изу-уру.
В ответ только судорожно поджать ноги, согнув в коленях, и отгородиться, не позволять больше смотреть. Не надо, тайчо…
- Ну же, Изу-уру, мне интересно. Покажи, - он приближается и опирается руками о кровать. – почему ты закрываешься? Не мешай в исследовании.
Скользнув по колену, прохладная ладонь мягко, но властно давит, словно одним своим прикосновением приказывая подчиняться.
- Покажи, Изу-уру…
От этих прикосновений, и от снова близости его, и от взгляда, пристального и хищного теперь, точно хищного, и от голоса, плавно разливающегося по комнате горячим воском и обжигающе тихого… совсем в дрожь бросает, Изуру только сильнее сжимается, сворачивается в клубок, насколько позволяет положение связанного. И из последних сил.
- Не надо…
- Лейтенант. Это приказ, - тихо и чуть-чуть шипяще. И снова мягко, уговаривающее. – ну же, Изу-уру. Слушай меня, слушайся меня. Раздвинь ноги, покажи мне, ну же, - ладонь прошлась, едва коснувшись, по бедру и скользнула между ног, настойчиво раздвигая судорожно сведенные колени.
- Нет, тайчо!.. – зажмурившись, Изуру вскрикнул и резко оттолкнул капитана ногой в грудь. И тут же широко распахнул глаза от ужаса, осознав, что только что сделал.
- Прямое неподчинение приказу… - Гин оттолкнулся от стены, в которую его швырнуло, и слизнул кровь с нечаянно прикушенной во время удара губы. – перечить капитану… Ударить своего капитана! Непозволительно для лейтенанта, не так ли, Изу-уру?
Секунда - и нити Бакудо надежно связали подрагивающие ноги в явно не предназначенном для них положении, прижав пятки к бедрам и, таким образом, заставив все же выполнить недавнее требование. Изуру тихо всхлипнул и зажмурился.
- Так лучше, Изу-уру, так гораздо лучше… - голос близко, дыхание опаляет кожу, так что только отвернуться, чтобы дышать можно было спокойно. – теперь открой глаза и посмотри на меня.
Жмурится только сильней, и это, видимо, выводит из себя окончательно. Реяцу давит, чуть ли не вплющивая в татами, выбив весь воздух из легких и заставив сдавленно придушенно всхлипнуть.
- Тайчо…
Тут же давление спадает, хотя не настолько, чтобы освободиться, но дышать вполне можно. А Гин склоняется над ним и снова шепчет.
- Открой глаза, Изу-уру. Подчиняйся. Ты ведь не хочешь больше меня сердить?
И тут же взлетают вверх ресницы, взгляд натыкается на такое близкое лицо и мечется, лишь бы не смотреть, только не смотреть!.. и снова закрывает глаза.
Удар. Не сильно, не ранить, лишь причинить боль, не более. Лейтенант снова вздрагивает, но глаз не открывает. Злое шипение, пальцы впиваются в щеки, сдавливая и принуждая приоткрыть рот, который тут же оказывается захвачен губами тайчо и его острым настойчивым языком. Тонкие пальцы осторожно скользят по груди и животу, ниже, ложатся между ног и чуть надавливают, поглаживая. И Изуру дергается в попытке отстраниться и выгибается, а потом стонет тихо в поцелуй. Гин довольно хмыкает и отстраняется.
- Теперь слушайся меня. Понял?
И вновь упрямо-беспомощное:
- Не надо, тайчо. Прошу вас, не надо.
И, пожалуй, это становится последней каплей. Даже не видя глаз, Кира чувствует гнев, который они скрывают в своей глубине. Пощечина, еще одна, потом сильнее, кулаком, удары следуют один за другим, совершенно разбивая губы, голова бессильно мотается из стороны в сторону, но за мгновение до черты, до спасительного обморока Гин останавливается и наклоняется, слизывает выступившую кровь и шипит.
- Всего лишь подчиняться. Больше от тебя ничего не требовалось. Непослушная игрушка.
Шинсо выскальзывает из ножен, и холодное лезвие ложится на кожу, тут же делая неглубокий надрез. Гин неспешно ведет вакидзаси, вырисовывая на теле лейтенанта какую-то надпись. Медленно выступает из пореза кровь, яркими каплями выделяясь на светлой коже, притягивая и словно прося слизнуть ее, провести языком по ее следу, и немного сносит крышу от такого зрелища. И гнется и бьется под ним второй офицер, то ли таблетка так действует, то ли с ума уже сошел, раз уж только растет его возбуждение в такой ситуации, и это тоже сводит с ума: он его хочет, он так его хочет.
- Не хорошо было бы заставлять тебя просить, Изу-уру… - он решает дать последний шанс. – Подчинись мне. Скажи, что подчиняешься. Прямо сейчас.
Молчит. Сбилась набок челка, синющие глаза, теперь черные от расширившихся зрачков, широко распахнутые, смотрят прямо, испуганно, но с желанием. И все равно молчит, аристократ…
Гин резко взмахивает кистью, нанося последний штрих, от которого Изуру просто ломает, он уже почти складывается пополам в спине, хоть такое и невозможно, он уже снова прокусил разбитую в мясо губу, лишь бы не стонать, не выдавать себя сильней, чем уже успел, хотя есть ли смысл в этом.
Тайчо усмехается, тихо шелестя голосом. На пределе, но все равно не признает его, и как же это бесит…
- Что ж, Изу-уру…
Рывком еще шире разведены связанные ноги, недоуменно-развратный взгляд черно-синих глаз побуждает действовать быстрее, и, незаметно облизав губы и мысленно извинившись перед Шинсо, Гин резко втолкнул ее рукоять, без подготовки, не растягивая, сразу глубоко, срывая стон боли-наслаждения и тихие всхлипы за ним, и Изуру мечется, сжимаясь и выгибаясь, пытаясь отстраниться и только растравляя раздирающую боль, а тайчо, тихо усмехаясь, держит за бедра, не отпускает и толкает глубже, грубее, злее, но сосредоточенно, ожидая чего-то. И боль вдруг сменяется вспышкой неожиданного наслаждения, Гин видит это по судорожно распахнувшимся глазам и по сорвавшемуся умоляющему вздоху.
- Какой испорченный, Изу-уру. Тебе это нравится? – с трудом скрывает в голосе возбуждение, еще сильнее вбивая рукоять вакидзаси, по которой неспешно струится кровь.
Изуру вздрагивает и закатывает глаза, сбито хрипло дышит, пытаясь ответить, наконец, с трудом произносит все-таки.
- Нет… Не так!.. Тайчо, вы… Хочу…
Гин даже приоткрывает глаза от удивления: он действительно попросил. Шинсо, уже вошедшая во вкус, тихо негодующе шипит в голове, когда ее вытаскивают рывком и кладут неподалеку на полу. Он после извинится, после, сейчас это распластанное тело перед ним намного важнее, потому что ждать Изуру уже не может, поскуливая тихо и подаваясь ему навстречу, шире расставляя ноги и открываясь в такой неприлично-притягательной, откровенно-развратной позе, в опьянении - чем или кем, остается гадать - шепча какую-то чушь, но главное в полном подчинении ему, совершенно послушный, умница, хороший мальчик…
Плавным и быстрым толчком внутрь и двигаться, без промедления, не останавливаясь, Изуру уже растянут и уже на грани срыва, нервного и крыши, и вообще, и поэтому быстрее, нагоняя удовольствие, в котором так долго себе отказывал до этого, глубже, сильнее. Связывающие нити распущены, и Изуру сначала почему-то вдруг морщится недовольно, но тут же обхватывает руками за шею и притягивает для поцелуя, и ногами за бедра, прижимает и со стонами насаживается, двигаясь навстречу, впуская еще глубже и изумительно сжимаясь на возбужденной плоти, закатывая глаза и выгибаясь, прижимаясь и сводя с ума стонами. Гин кончиком языка проводит влажную дорожку на шее и кусает больно, почти прокусывая, а для Изуру это становится критической точкой, и он впивается в плечи тайчо, расцарапывая, и кончает, выгнувшись с громким протяжным стоном и крупно подрагивая. И от этого Гин тоже не может больше сдерживаться и выплескивается внутрь горячими брызгами, обжигая плечо тихим бархатистым вздохом, а потом падает рядом и замирает. А Изуру обнимает его осторожно и молчит, тяжело дыша.
- Нэээ, а мой маленький лейтенант оказывается извращенец. Аканна~, в следующий раз я не стану развязывать тебя, Изу-уру, - насмешливый шепот в самое ухо. – а теперь спи…
- А как же исследование, тайчо? – в полусне шепчет лейтенант.
- Исследование? – он сам уже ничего не помнит. - Ах да, исследование… Да, Изу-уру, ты доказал мне, что плацебо действует.
И, пока не успел понять и возмутиться, снова давит реяцу, но теперь мягче, окутывая, как одеялом, и клоня в сон, и сопротивляться ей никак...
- Спи, Изу-уру, спи. Теперь я часто буду играть с тобой. Пока что… - он улыбается, чуть печально, чуть хищно, чуть неправильно, как только он умеет. И проводит кончиком пальца по постепенно затягивающемуся порезу.
Утром Изуру открывает глаза в собственной комнате. У него ничего не болит, ничто не напоминает о прошедшей ночи, и вообще все происходившее тогда кажется сном, то ли кошмаром, то ли… неважно чем. Просто сном. И, облегченно-разочарованно потягиваясь, лейтенант проходит мимо зеркала и в распахнувшемся косоде видит розоватые полосы шрама на груди. 私… И никак иначе…
***
- Ши-чан, ну прости меня, не дуйся! Я так больше не буду делать!
- Еще чего… В жизни не прощу. Сначала дал мне такого милого девственника, а потом отобрал на полпути…
- Что? Девственника? Аканнааа, Ши-чан, ну как ты моглааа…
моретри. невсеиненевинно. послеуходаСо дня предательства прошло достаточно времени. Даже жизнь отряда практически вернулась в свое нормальное русло. Ежедневные тренировки, построения, груда отчетов, которые лейтенант писал и в присутствии тайчо, пишет и сейчас, с определенной частотой собрания лейтенантов в десятом, которые с некоторого времени он перестал посещать по вполне известной причине. На него смотрели с сочувствием, но он лишь улыбался в ответ. Не он первый, не он последний, да и в конце концов, не он один. Рангику… Капитан третьего отряда превзошел своих, скажем так коллег. Встречи с ним ждут сразу два лейтенанта… за исключением всех остальных, желающих его смерти. Но не стоит, не стоит думать об этом, отряд превыше всего, допускать посторонние мысли сейчас недопустимо. Если не сказать опасно. Для него самого.
Он снова засиделся. Давно за полночь, отчеты вымотали настолько, что ничего вокруг Изуру не видит, а тем временем за окном разыгралась гроза. К себе теперь при всем желании не попасть, ноги отказываются и просто стоять, какой уж тут бежать под ливнем. Спасибо капитану, диван в кабинете всегда является спасением в такой ситуации. Да, спасибо… Устроившись на диванчике и свернувшись клубком, Кира снова задумался. О тайчо, о его уходе, о его, когда-нибудь, возвращении… И о своей вине. Что не удержал, не остановил, не сказал… Бурный день, монотонная работа и собственные раздумья сделали свое дело: сам не заметив, Изуру заснул.
За закрытыми веками мелькают вспышки молний, а гром раздирает уши ужасающим грохотом. Изуру не знал, сколько проспал, но не думал, что много. Открыв глаза, он огляделся. Все как и было, лейтенант совершенно ничего не менял после ухода предателей. С самого начала, почти сутки напролет проводя в кабинете и ожидая возвращения тайчо, Изуру просто смотрел в одну точку и молчал. Ждал. Теперь нет уже. Ни к чему это.
Молнии загораются и гаснут, выхватывая то один, то другой угол комнаты. Лейтенант смотрит задумчиво на странно белое пятно у стены, которого там быть не должно и до которого не достает свет, и пытается вспомнить, что же там стоит. Наконец особо сильная вспышка дотягивается частично и туда, и дыхание замирает. Белые складки подола и кусочек бирюзовой ткани на поясе. Он ведь не ошибается? Он все правильно увидел? И шелест голоса в темноте.
- Изу-уру…
Для галлюцинации слишком поздно и неожиданно, они давно не появлялись, а когда и приходили, то были иными, эта форма для него внове. А для негаллюцинации слишком… просто невозможно. Он уже не вернется, он не посмеет и нет нужды. Так почему же так…
- Тайчо… - выдыхает он слабо и не движется с места, просто вглядываясь во тьму. И снова шепот.
- Изу-уру. Ты ждал меня? – и уже более грустно. – скажи, как долго ты ждал меня, прежде чем перестал верить?
- Простите меня, тайчо, я так виноват перед вами, - он срывается с места в порыве подбежать, но Гин останавливает его спокойным движением руки. – почему, тайчо?
- Ты прав, Изу-уру, - он снова насмешлив, это его стихия, и он верен ей. – ты прав, ты очень виноват. И так просто прощать тебя я не собираюсь.
- Что же делать, тайчо? Что мне сделать? – он почти в отчаянии. Закусив губу, Изуру всматривается в фигуру капитана и незаметно сжимает взволнованно кулаки. Что, если не простит?..
- Подойди, - легкий повелительный кивок, разрешающий приблизиться, и Изуру бежит к нему, замирая в полушаге и молча ожидая дальнейших указаний. Тайчо понимает это. – ты скучал, Изу-уру?
- Я ждал вас, - тихо, не поднимая головы.
- Почему же не пошел следом? Не мог? – насмешливо спрашивает лис, скрестив руки на груди. – не мог найти дороги за мной, Изу-уру? – в голосе вдруг появляются опасные нотки.
- Сейчас вы заберете меня с собой, тайчо? – по-прежнему глядя в пол, лейтенант практически готов провалиться на месте. Как же так, он не пошел за ним. Даже не подумал об этом.
- Нееет уж, Изу-уру… Еще чего захотел, - он насмешлив, но злость слышится в каждом звуке его голоса. И это так странно, что Изуру даже поднимает на секунду глаза, чтобы лишь взглянуть, как это, и снова опустить, но Гин ему не позволяет, цепко хватая за подбородок и поднося свое лицо почти вплотную. Сощуренные глаза приоткрыты шире чем обычно, в них отражаются отблески молний, искры злобы и чего-то еще… чего-то, чему Изуру пока не может дать имя. – сейчас забрать? Ты не пошел сразу, с чего мне забирать тебя сейчас? Отвечай мне, ну?
Толкает его в стену, прижимая своим телом, хватает за горло и шипит в губы.
- Ты очень виноват, мой маленький лейтенант. Ты знаешь это? Хочешь моего прощения?
Ответить не хватает сил, не говоря уж о воздухе, и Изуру просто кивает, но тайчо недоволен.
- Хочешь или нет, я не слышу? – повторяет он, чуть ослабляя хватку, но лишь чтобы впустить хоть немного воздуха. Изуру хрипло вздыхает и шепчет сбивчиво.
- Хочу, тайчо, хочу. Простите меня, прошу вас, я больше не повторю своей ошибки.
- Очень хорошо, Изу-уру. Просто замечательно. Но однажды ты уже совершил ее, не так ли? – пристальный взгляд из-под почти сомкнутых ресниц. - Ты не считаешь себя виноватым?
- Считаю. Поэтому, тайчо, что я могу сделать, чтобы вы простили меня?
- Думаю, у меня есть идея на этот счет… - щурится еще сильнее, хотя до этого казалось, что сильнее некуда. Пальцы требовательно сжимают шею, вновь перекрывая кислород и придушивая, чуть отросшие ногти впиваются в кожу, и лейтенант болезненно щурится, но не издает ни звука протеста и не делает никаких попыток сопротивления. Гин одобрительно хмыкает. – умница, послушный мальчик… Дальше ты будешь так же послушен. Так ведь? – и, не дожидаясь ответа, резко накрывает губы своими, больно, до крови почти прикусив нижнюю. Испуганно-удивленно распахнув глаза, Изуру вздрагивает, уставившись в лицо тайчо.
- Что… вы делаете, тайчо?.. – с трудом шевеля непослушным языком, выдыхает в губы своему бывшему капитану, уперевшись руками в грудь и слабо пытаясь оттолкнуть. Тот, не отвечая, сильнее придавливает его, своим телом вжимая в стену и придерживая, так как дрожащие колени готовы подкоситься, отказываясь держать светловолосого аристократа, не привыкшего к подобному. – Что?..
- Молчи, Изу-уру. Не мешай… - шепот ядовитой змеей вползает в сознание, и секунду спустя острые зубы сжимаются на мочке уха, а раскат грома поглощает сорвавшийся с припухших губ стон. Запрокинувшаяся голова открывает беззащитную шею, которую Гин больше не сжимает. Вместо этого его рука скользит в прорезь косоде, проводя ногтями по ключицам и груди, отодвигая ткань и оголяя сначала одно плечо, за ним второе, исследуя горячее тело, подрагивающее под кончиками пальцев. Второй рукой предатель быстро развязывает оби и полностью стягивает косоде с лейтенанта, потерявшегося в пространстве и ощущениях.
Изуру вздрагивает, когда прохладные ладони, минуя ткань хакама, ложатся ему на бедра, спокойно, но властно притягивая и чуть поглаживая. Язык скользит от уха вниз, потом зубы смыкаются на шее, вырывая вздох восхищения, смешанного с диким ужасом непонимания. Гин проводит кончиком языка по оставшейся красной отметине, и ноги, не выдержав, все-таки подводят своего хозяина, подкосившись, отчего Изуру медленно оседает на пол, тяжело дыша.
- Я не понимаю, тайчо…
Сердито шикнув, Гин толкает его в грудь, опрокидывая на спину и нависая, внимательно оглаживая обнаженную грудь и живот, царапая его и прижимая к полу, словно показывая, что теперь ему так просто не уйти. Дернувшись, Изуру вновь пытается вырваться, целую секунду пытается, пока властные руки не перехватывают его за запястья, лишая свободы движения и словно распиная.
- Еще раз дернешься – рассердишь меня и получишь больше… - не угроза, просто факт, и так и будет, но Изуру все равно боится и пытается вырвать руки.
- Тайчо, отпустите. Простите меня, - сбивчиво шепчет он, неосознанно всхлипывая непонятно отчего. И дугой выгибается, когда, коленом жестко раздвинув ему ноги, тайчо трется бедрами о пах, нажимая и дразня, ясно показывая свои намерения. Впрочем, это было понятно уже давно, но наивный лейтенант до последнего надеялся, что капитан шутит, как и всегда. Надеялся и боялся этого… - Отпустите…
- Я уже простил тебя, Изуур-у… Теперь просто накажу, чтобы это не повторилось, - приторная насмешка растворяется на губах шинигами. И снова становится нестерпимо жарко, ведь вдруг оказывается, что между кожей и кожей больше ничего не осталось, и плавятся, соприкасаясь тела, и страшно, что будет дальше, еще более – что это сон, который вдруг оборвется, но пока он продолжается, а ладони требовательно избавляют его от остатков одежды.
Тайчо умело доводит до сумасшествия, прижимаясь, кусая, целуя, шепча что-то успокаивающее, но сквозь все это Изуру вдруг чувствует, как прохладные пальцы скользят между ягодиц, а потом резко врываются внутрь, растягивая и разминая узкое кольцо мышц. И он вскрикивает от боли и пытается отстраниться, судорожно вздрагивая, шепчет сипло о прощении, просит отпустить его, пока вдруг не вскрикивает уже по-другому, сладостно прикрывая глаза и закусывая губу. А тайчо усмехается и сильнее вталкивает пальцы внутрь, вызывая новый вскрик, и руки обхватывают неосознанно шею, а тело гнется навстречу, желая большего.
- Как опрометчиво с твоей стороны, Изу-уру… - Гин вытаскивает пальцы, не собираясь больше ждать, и, несмотря на запоздавший испуганно-протестующий вздох, входит одним плавным движением. Лейтенант кричит, болезненно зажмурившись и судорожно сводя колени, потом тонкие губы завладевают его губами и пьют с них каждый стон-крик-полувыдох, настойчиво лаская в глубоком поцелуе, и Кира задыхается от этого больного удовольствия, восхитительной боли, которая уже перестала быть таковой. Остался только жар внутри и на коже, чувство заполненности и текучая сладость, разливающаяся по телу с каждым новым движением тайчо.
И новые стоны смешиваются с тяжелым горячим дыханием, и, робко дрогнув вначале, неумелые руки бесстыдно притягивают к себе, прижимают, обнимают, умоляя не останавливаться, продолжать, дать больше. Гин чуть улыбается и вбивается глубже, срывая вскрики снова и снова, и хриплым бархатом голоса обволакивает остатки разума.
- Умница… Послушный мальчик… Да, Изу-уру!..
И от голоса лейтенант совсем теряет самообладание и брызгает горячо на живот, сжимаясь и вздрагивая неровно. И, зажмурившись, находит губы губами, впиваясь и глуша в них последний стон. И тайчо тоже не может продолжать, финишируя вслед за ним, и шепчет, чуть насмешливо.
- Наказание окончено, Изу-уру… На этот раз.
И, обняв, целует прикрытые веки.
- А когда будет следующий?.. – шепчет Изуру, на грани яви и сна.
- Скорее, чем ты думаешь, наивный маленький лейтенант… - усмехается Гин, приподнимая спящего уже шинигами. Вспышка молнии освещает открывшийся в воздухе черный провал. А следующая – совершенно пустую комнату.